Поэма в прозе “Москва — Петушки”, оконченная Венедиктом Васильевичем Ерофеевым в 1970 году, стала культовым произведением литературы двадцатого века и одним из любимейших для нескольких поколений российской интеллигенции. Это история лирического героя Венички, интеллектуального алкоголика трудной судьбы и нежной души, добирающегося электричкой с Курского вокзала до станции Петушки, где его ждут любовница и ребенок, а само место назначения представляется ему Эдемом, где измученная душа, наконец-то, обретет покой.
Повествование, предстает перед читателем одновременно трагикомической мистерией, психоделическим трипом и отшлифованным алмазом российской постмодернистской прозы, огранка которого, в исполнении Ерофеева, иронично подражает мухинскому дизайну граненого стакана.
Лексика поэмы «Москва-Петушки» изрядно наперчена матом, пропитана парами алкоголя и нафарширована философией, а текстовая структура произведения на две трети состоит из иронически переработанных автором отсылок к советским реалиям эпохи застоя, к наследию классической литературы, библейским притчам и трудам марксизма-ленинизма. В тексте угадываются реминисценции многих известных произведений, некоторых кинофильмов и опер. Ерофеев предвосхитил свое время, став одним из первых писателей, создавший произведение в том формате, который сейчас именуют гипертекстом.
Даже форма и название ерофеевской поэмы являются ироничной интерпретацией романа Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», который точно так же поделен на главы в соответствии со станциями по пути следования. При этом поэма читается так легко, что создается иллюзия ее простоты. Это качество делает ее схожей с романом Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».
Сочиненная Ерофеевым поэма является псевдо-автобиографической: в ней он использовал многие факты из своей жизни, но густо закрасил их поверху художественным вымыслом.
С ранних лет Венедикт Ерофеев отличался незаурядной эрудицией и любовью к литературному слову. Школу он окончил с золотой медалью. Далее продолжил обучение, вначале — на филологическом факультете МГУ, потом в Коломенском и Владимирском педагогических институтах. Не смотря на успехи в учебе, отовсюду юноша был отчислен за прогулы. Что не повлияло на его тягу к словесному искусству. Уже в 17-летнем возрасте он пишет свое первое сочинение «Записки психопата». Но прославился Ерофеев только в 70-тых, в первую очередь, как автор поэмы «Москва-Петушки». Поначалу поэма распространялась в «самиздате» из рук в руки, так же, как кассеты с записями песен Владимира Высоцкого и Аркадия Северного. Только 18 лет спустя после написания, выдающееся произведение было официально опубликовано в России.
Сейчас поэма «Москва — Петушки» переведена на многие языки, по ней поставлены многочисленные спектакли, а цитаты из нее так же, как фразы из фильмов Гайдая или строчки басен Леонида Филатова — стали народным достоянием и частью российского фольклора. Например, единственная фраза главы «Серп и Молот — Карачарово» — «И немедленно выпил» — стало мемом советской интеллигенции.
Пестрый коллаж, созданный Ерофеевым из советских газетных штампов, скрытых и прямых цитат, взятых из различных источников мировой культуры можно бесконечно и со вкусом разбирать по косточкам. Как это делают с косточками вяленой воблы или раковыми шейками под пиво забавные персонажи картин Владимира Любарова.
Литературные критики десятилетиями ломают копья в спорах о достоинствах и загадках ерофеевской прозы, тем самым, лишь подчеркивая неординарность автора, которому удалось в малой литературной форме продемонстрировать школу высокой сатиры и игровой литературы, динамично развивающейся от Стерна и Карамзина до Барроуза и Пелевина.
Ерофеев умудрился воплотить в литературном герое собирательный образ русского народа, которым — как утверждал Н. Бердяев — «можно очароваться и разочароваться, от него всегда можно ожидать неожиданностей, он в высшей степени способен внушать к себе сильную любовь и сильную ненависть».
Кстати, второй, более модерновой попыткой создать обобщенный портрет национальной души, был фильм режиссера Александра Рогожкина «Особенности национальной охоты«, который изначально готовился как экранизация «Москва-Петушки». Но в результате, для осуществления попытки, ему потребовались пять крепко пьющих русских мужиков с ружьями и разными амплуа: «официальный русский» -генерал с окурком сигары в зубах, «новый русский» со сносным «бейсик инглиш», «старый русский» — философствующий инженер-технарь, «казенный русский»-следователь МВД и «фольклорный» русский — егерь с повадками Ивана-дурака в шинели и шапке-ушанке. Еще и финский историк-охотовед для отдушки.
Поэтому так сложно найти среди образцов западной культуры достойного соперника главному персонажу «Москва-Петушки». По сравнению с духовными страданиями и суждениями Венички, жалкими выглядят рефлексии спивающегося учителя-неудачника Майлза, показанные в американском фильме «На обочине». А используемые иногда сравнения романа «Москва-Петушки» с произведениями Чарльза Буковски (из-за чрезмерного увлечения алко-тематикой), вовсе не корректны. Буковски – явный представитель так называемого «грязного реализма», а в поэме Ерофеева, напротив, просматривается популярная концепция М.Бахтина о карнавальности культуры и религиозность самого Венички. Пусть даже выражает он ее по-своему:
Почему же ты молчишь?» — спросит меня Господь, весь в синих молниях. Ну, что я ему отвечу? Так и буду: молчать, молчать…«.
Очевидно, передать страдания дремучей и загадочной русской души Ерофееву помогло то, что материалом для творчества ему служила собственная неустроенная жизнь. С 1958 по 1975 Ерофеев жил без прописки. Его носило по всему Советскому Союзу. Он работал грузчиком в магазине Коломны, подсобником каменщика и приёмщиком стеклотары в Москве, истопником-кочегаром во Владимире, дежурным отделения милиции в Орехово-Зуеве, библиотекарем в Брянске, монтажником кабельных линий связи в различных городах России, Литвы и Белоруссии. Многое из этого нашло отражение в сюжете поэмы «Москва — Петушки», которую он сочинял урывками, между работой и выпивкой.
Такой образ жизни вели тогда многие представители неофициального искусства. Например, группа художников из Санкт-Петербурга, названная по имени одного из них – «Митьки́». Они зарабатывали на жизнь в котельных, а в свободное время рисовали картины и тайком устраивали их выставки. Часто те превращались в веселые оргии с неумеренными возлияниями. Не случайно энциклопедия Lurkmore определяет митьков, как «художников по холсту водкой», что на первом этапе существования группы вполне соответствовало действительности. В народе даже ходила шутка: «На красный горбачевский террор митьки ответили белой горячкой».
Но если митьки сделали водку и тельняшку формальными символами своего андеграундного движения, то Венедикт Ерофеев стал исследователем метафизики пьянства. Алкоголь — генеральная линия всего сюжета поэмы.
Герой проходит все ступени опьянения — от первого спасительного глотка до его мучительного отсутствия, от похмельного возрождения до трезвой смерти. В соответствии этому пути выстраивается и композиция повествования. По мере продвижения к Петушкам наращиваются элементы бреда, абсурда. Мир вокруг клубится, реальность замыкается на болезненном сознании героя, который слышит голоса ангелов, видит всяческие химеры.
Филологическая проза Венедикта Васильевича Ерофеева предназначена исключительно для интеллигентской среды читателей. В иронической форме он ведет скрытую полемику с классическим мировозрением на тему грехопадения, часто затрагиваемую в произведениях Чехова, Тургенева, Достоевского.
Для многих героев Достоевского (например, капитана Лебядкина) пьянство – существенная сторона их образа жизни. Задумав роман «Пьяненькие», Достоевский вместо него создал «Преступление и наказание» — великий роман о больной совести, где муки совести пьяницы Мармеладова оттеняют трагедию души Раскольникова. Но если прочесть драматический монолог Семена Мармеладова — «обращение к Богу» — то моментально возникает ассоциация с текстом поэмы Ерофеева.
Иную, созданную автором аллюзию, можно усмотреть в том, что Веничка, на подобие Христа, творит «винное чудо»: коктейли с дивными названиями и неведомым вкусом.
Сарказм автора заключается в том, что Христос, согласно притче, обращал чистую воду в вино на радость людям, а Веничка, смешивая всякую крепленую дрянь в коктейли, — желает утолить свои страдания. Именно страданиям и крестному пути Венички посвящена глубинная часть поэмы. Но в рамках избранной эстетики, алкоголик Веня здесь — травестийный Христос.
Впервые появился тип героя, которого не знала ни русская советская, ни русская классическая литература. Это двойственный образ, созданный на конфликте точек зрения, в духе сократовской традиции: каким его видят со стороны и каким он сам себя ощущает. Для большинства читателей, Веничка — безумно обаятельный и трогательный алкоголик. Но загадкой остается его внутренняя сущность, задрапированная нескончаемыми разговорами об алкоголе и правилах распития спиртных напитков, исполненных в форме гротеска, присущего произведениям Ф. Рабле, Л. Стерна, Гоголя и Салтыкова-Щедрина.
Так, в главе «Электроугли — 43-й километр» автор дает рецепты приготовления различных коктейлей, как то: «Ханаанский бальзам», «Сучий потрох», «Дух Женевы», «Слеза комсомолки», «Поцелуй тети Клавы«. За поэтическими названиями скрываются настолько неудобоваримые сочетания ингредиентов, что можно свихнуться от одной только мысли, что и в самом деле существуют люди, которые смешивают и реально пьют эти адские смеси.
Приведем несколько веничкиных рецептов, предварительно сделав предупреждение: не вздумайте готовить дома коктейли, описанные в книге и статье!
Лучше обратите внимание на саркастичные и уморительно смешные пояснения, которыми снабжает свои рецепты сам Веничка.
Итак, «Жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо так, чтобы не ошибиться в рецептах» (В.В.Ерофеев, Москва-Петушки)
Коктейль «Ханаанский бальзам»
Ингредиенты:
Денатурат — 100 г
Бархатное пиво — 200 г
Политура очищенная — 100 г
Пить просто водку, даже из горлышка, — в этом нет ничего, кроме томления духа и суеты. Смешать водку с одеколоном — в этом есть известный каприз, но нет никакого пафоса. А вот выпить стакан «Ханаанского бальзама» — в этом есть и каприз, и идея, и пафос, и сверх того еще метафизический намек.
Итак, перед вами «Ханаанский бальзам» (в просторечьи его называют «черно-буркой»). Жидкость в самом деле черно-бурого цвета, с умеренной крепостью и стойким ароматом. Это уже даже не аромат, а гимн. Гимн демократической молодежи. Именно так, потому что в выпившем этот коктейль вызревают вульгарность и темные силы.
Коктейль «Дух Женевы»
Ингредиенты:
Средство от потливости ног — 50 г
Пиво жигулевское — 200 г
Лак спиртовой — 150 г
В нем нет ни капли благородства, но есть букет. Вы спросите меня: в чем загадка этого букета? Я вам отвечу: не знаю, в чем загадка этого букета. Тогда вы подумаете и спросите: а в чем же разгадка? А в том разгадка, что «Белую сирень», составную часть «Духа Женевы», не следует ничем заменять, ни жасмином, ни шипром, ни ландышем. «В мире компонентов нет эквивалентов», как говорили старые алхимики, а они-то знали, что говорили. То есть «Ландыш серебристый» — это вам не «Белая сирень», даже в нравственном аспекте, не говоря уже о букетах.
«Ландыш», например, будоражит ум, тревожит совесть, укрепляет правосозание. А «Белая сирень» — напротив того, успокаивает совесть и примиряет человека с язвами жизни…
И как мне смешон поэтому тот, кто, приготовляя «Дух Женевы», в средство от потливости ног добавляет «Ландыш серебристый»!
Коктейль «Слеза комсомолки»
Пьющий просто водку сохраняет и здравый ум, и твердую память или, наоборот, теряет разом и то, и другое. А в случае со «Слезой комсомолки» просто смешно: выпьешь ее сто грамм, этой слезы, — память твердая, а здравого ума как не бывало. Выпьешь еще сто грамм — и сам себе удивляешься: откуда взялось столько здравого ума? и куда девалась вся твердая память?
Ингредиенты:
Лаванда — 15 г
Вербена — 15 г
Лесная вода — 30 г
Лак для ногтей — 2 г
Зубной эликсир — 150 г
Лимонад — 150 г
Приготовляемую таким образом смесь надо двадцать минут помешивать веткой жимолости. Иные, правда, утверждают, что в случае необходимости можно жимолость заменить повиликой. Это неверно и преступно. Режьте меня вдоль и поперек — но вы меня не заставите помешивать повиликой «Слезу комсомолки», я буду помешивать ее жимолостью. Я просто разрываюсь на части от смеха, когда вижу, как при мне помешивают «Слезу» не жимолостью, а повиликой…
Коктейль «Сучий потрох»
Это напиток, затмевающий все. Нет, это не напиток — это музыка сфер. Что самое прекрасное в мире? — борьба за освобождение человечества. А еще прекраснее вот что:
Пиво жигулевское — 100 г
Шампунь «Садко богатый гость» — 30 г
Резоль для очистки волос от перхоти — 70 г
Средство от потливости ног — 30 г
Дезинсекталь для уничтожения насекомых — 20 г
Все это неделю настаивается на табаке сигарных сортов — подается к столу…
Мне приходили письма, кстати, в которых досужие читатели рекомендовали еще вот что: полученный таким образом настой еще откидывть на дуршлаг. То есть — на дуршлаг откинуть и спать ложиться… Это уже черт знает что такое, и все эти дополнения и поправки — от дряблости воображения, от недостатков полета мысли; вот откуда эти нелепые поправки…
Итак, «Сучий потрох» подан на стол. Пейте его с появлением первой звезды, большими глотками. Уже после двух бокалов этого коктейля человек становится настолько одухотворенным, что можно подойти и целых полчаса с расстояния полутора метров плевать ему в харю, и он ничего тебе не скажет…
Коктейль «Поцелуй тети Клавы»
Объяснить вам, что значит «Поцелуй»? А «Поцелуй» значит: смешанное в пропорции пополам-напополам любое красное вино с любою водкою. Допустим: сухое виноградное вино плюс перцовка или кубанская — это «Первый поцелуй». Смесь самогона с 33-м портвейном — это «Поцелуй, насильно данный», или, проще, «Поцелуй без любви», или, проще, -«Инесса Арманд».
Да мало ли разных «Поцелуев»! Чтобы не так тошнило от всех этих «Поцелуев», к ним надо привыкнуть с детства.У меня в чемоданчике есть кубанская. Но нет сухого виноградного вина. Значит, и «Первый поцелуй» исключен для меня, я могу только грезить о нем. Но — у меня в чемоданчике есть полторы четвертинки российской и розовое крепкое за рупь тридцать семь. А их совокупность и дает нам «Поцелуй тети Клавы». Согласен с вами: он невзрачен по вкусовым качествам, он в высшей степени тошнотворен, им уместнее поливать фикус, чем пить его из горлышка, — согласен, но что же делать, если нет сухого вина, если нет даже фикуса? Приходиться пить «Поцелуй тети Клавы»…»
В заключении хочется сказать, что хотя книга и была написана Ерофеевым более 40 лет назад, но ее прочтение в очередной раз дает возможность почувствовать настроение того времени, представить исчезающие пейзажи и колоритные типажи, населявшие их.
Исчезнувшие марки вин (этикетки) периода запоя застоя можно увидеть в пятиминутном фрагменте из м/ф «Митьки никого не хотят победить«. Ностальгия.
Венечка красавчик! Зачётные коктейли!