В лондонском «Музее детства» (Museum of Childhood), входящего в состав музея V&A (Музей Виктории и Альберта), среди изящных шедевров миниатюры 17-18 века — кукольных домиков работы голландских и британских мастеров (статья «Кукольные домики forever!»), — можно встретить грубоватые миниатюры, которые у многих посетителей вызывают недоумение.
Такими, например, кажутся антикварные миниатюры мясных магазинчиков и лавок.
На первый взгляд кажется: разве место этим «кровожадным игрушкам» в детском музее? Но это лишь на наш, современный взгляд.
Зачем вообще изготавливались такие игрушки?
Роберт Калфф в своей книге «Мир игрушек» (1969) высказывает предположение, что реалистичные миниатюры создавали для викторианских детей, которые вовсе не прочь были поиграть в мясника, разделывающего теленка. Их не смущали ни освежеванные туши, развешанные на крюках, ни опилки в крови, — поскольку они являлись частью повседневной жизни: мясо продавали именно так, как изображалось в миниатюре.
По утверждению Калффа, это были игрушки с образовательным уклоном, игровое учебное пособие для маленьких девочек-будущих домохозяек 19-го века: как в магазине выбирать лучшие куски рубленой говядины или баранины.
Но наиболее детально проработанные образцы предназначались вовсе не для детей. Эти были макеты размером более метра в ширину и размещались на витринах, чтобы потенциальные покупатели еще с улицы смогли увидеть наличие и ассортимент товара в лавке. Получалось что-то типа современных рекламных баннеров.
Тщательно продуманные и искусно выполненные реплики-макеты, несущие рекламную функцию, были во всех городских магазинах: мануфактурных, овощных, рыбных, хлебных, шляпных, кондитерских.
Позже на макетах стали появляться фирменные знаки торговых компаний. Это можно считать первыми примерами брендов.
Современными «последователями» викторианских игрушечных магазинов можно назвать, например, наборы McDonald’s с пищащей кассой, маленькими сервировочными подносами и картонной упаковкой для гамбургеров размером с ноготок. И если в 19-м столетии дети учились выбирать лучшие куски телятины у мясника, теперь они учатся покупать гамбургеры с котлетой из говяжьего фарша и картофель фри в фаст-фуде.
По сравнению с представленными «мясными» миниатюрами, просто вегетарианскими выглядят изящные миниатюры современного мастера Стефани Килгаст (Stephanie Kilgast).
Ну, и уж если речь зашла о мясных лавках — невозможно не припомнить еще одну из них, — современную и созданную совсем в другом жанре искусства.
«Мясная лавка»– с таким смысловым переводом появился у нас полнометражный дебют французского творческого тандема Жан-Пьера Жене и Марка Каро.
Со слов Жене, идея фильма появилась так:
«- Прямо под моей спальней находилась лавка мясника. Каждое утро, в 7 часов, раздавался стук топора, и моя девушка шутя, как-то сказала мне: «Пора переезжать. Они режут наших соседей, и через неделю придет наша очередь». Я подумал: » Отличная идея!».
В результате, мировой кинематограф обогатился восхитительной черной комедией, где мастерски используются шутки и аллегории; где соединился критический реализм и романтический гротеск, а традиции французского трагифарса, «гранд-гиньоля» и раблезианства сочетаются с эстетикой комиксов.
Оригинальное название фильма- «Delicatessen» (Деликатесы). Оно вполне его оправдывает и является изысканным киноделикатесом.
В комиксовую эстетику сюжета трансплантированы издевательские иллюзии на целые пласты французского кино от довоенного поэтического реализма до новой волны, а финальная сцена вообще пародировала многочисленные фото и кинокадры разрушения берлинской стены.
По своей атмосфере фильм близок к антиутопической киноленте «Бразилия», известного британского режиссера Терри Гиллиама, тоже большого любителя сюрреалистического и абсурдного юмора.
Только у французских постановщиков пост-апокалиптичный мирок нарочито сужен до размера заурядного многоквартирного дома, являющегося некой моделью закрытого тоталитарного государства. Здесь имеется и свой тиран – мясник, которого великолепно сыграл Жан-Клод Дрейфус, и трусливая свита, и своя оппозиция, ушедшая в андерграунд (по сюжету, — в прямом смысле под землю).
Жене и Каро поместили своих ярких, характерных персонажей в ситуацию полного абсурда, безумного мира, где, к примеру, можно запросто лишиться жизни, щелкнув выключателем, но остаться в живых после дюжины попыток суицида.
Фильм выполнен в слегка желтоватых тонах, со своеобразным эффектом сепии. Старинные вещи и техника довоенных годов, вместе с эстетикой постапокалипсиса, — делает дом и его обитателей чем-то обособленным: нет ни географических привязок, ни истории… В итоге создается странное ощущение, словно события в фильме развиваются вне времени, только абсолютно сюрреалистичное действо, наполненное множеством тонких мелочей и ярких образов.
Несомненно, что фильм в подоплеке – является социальной драмой. Драмой человеческого общества. Авторы затронули множество аспектов общественной жизни и государственного строя, не упуская шанса эти самые аспекты хорошенько высмеять. Кстати, даже само название «Delicatessen» отдаленно имеет немецкое звучание. Тем самым создавая аллюзии с фильмами об оккупации и французском Сопротивлении.
«Никто не хотел браться за «Деликатесы»: все бредили только «новой волной»!», — смеется Жене, имея в виду движение во французском кинематографе 60-х годов, начатое Жан-Люком Гадаром и Франсуа Трюффо.
В отличие от фильмов «новой волны«, которые часто снимались черно-белыми и на натуре, действие «Деликатесов» происходит в смоделированном мире полуразвалившегося здания, получившем такой вид благодаря монохромным фильтрам и темным декорациям.
«Мы с Каро хотели смешать различные культуры, — объясняет Жене свой подход к визуальному стилю фильма. Нам нравятся старые ретро-работы французских фотографов, и мы хотели приблизить картину к ним, но добавить цвет«.
Авторы фильма очень кропотливо подошли к выстраиванию видеоряда,каждый кадр — практически идеальный постер, цветовое решение просто завораживает.Чудесная музыка, идеально дополняющая видеоряд и практически безупречная игра актёров — по сути, это и есть главные «деликатесы» картины.
Больше всего потрясает внимание к мелочам: эти уютные, просто кукольные комнатки; миниатюрные картинки, развешанные по стенам, сверкающие мыльные пузыри, головокружительная винтовая лестница, мелькающие странички перелистываемого фотоальбома… Все это добавляет особый шарм шумной и загадочной ярмарке взрослых фантасмагорий.
Ритмичный звук точащихся ножей в самом начале фильма задает тон и ритм, который тут же подхватывают титры: имя композитора на сломанной пластинке, имя художника по костюмам на разорванной рубашке…
И, наверное, не только для персонажей фильма, но и для кинозрителей оказывается гипнотическим — ритм напевов гавайской гитары в нижеследующей сценке: